— Если 2022 год стал годом потрясений для экономики РФ и энергетической отрасли в частности, 2023 год — временем перенастройки внутренних процессов и адаптации к новым условиям. Как вы оцениваете итоги 2022 года для энергетического бизнеса Эн+?
— Конечно, все столкнулись с вызовами, которых никто не ожидал. Год был непростым. Я говорю и о санкциях, и о глобальной перенастройке экономики России.
Что касается итогов энергобизнеса Эн+, то прошлый год мы прошли достаточно стабильно благодаря сбалансированной бизнес-модели. После рекордной водности на Ангаро-Енисейском каскаде в 2021 году 2022 год, к сожалению, оказался рекордно маловодным. Но накопленные запасы позволили нам продемонстрировать высокую выработку.
Вторая специфика была в том, что существенно выросла нагрузка на тепловых электростанциях. Мы видим, что рост потребления продолжается по всей Сибири, поэтому наши тепловые станции произвели больше электроэнергии и частично компенсировали ту часть, которую не смогли выработать ГЭС.
Что касается финансовых показателей, мы, конечно, применили ряд антикризисных мероприятий для того, чтобы пройти этот период неопределенности, и смогли по итогам года добиться роста ряда финансовых показателей. При этом внешние факторы, безусловно, серьезно повлияли на капитальные затраты. По инвестициям у нас был план роста капитальных затрат по КОММод (конкурентный отбор мощности проектов модернизации теплоэлектростанций — прим. ТАСС), по программе модернизации ГЭС, по новым проектам.
— Какие главные вызовы, по вашему мнению, остаются перед компанией сейчас?
— Главные вызовы сейчас стоят перед экономикой страны. И мы, как энергетики, понимаем, что стабильность нашей работы обеспечивается стабильностью работы всех потребителей: и промышленности, и социальной сферы, и населения. Поэтому нам крайне важно, чтобы предприятия цветной металлургии, химической и автомобильной промышленности, лесопереработки сохранили рынки сбыта и объемы производства. Сейчас мы видим, что им это удается, и уровень энергопотребления стабилен. Это дает нам возможность планировать деятельность, ремонтную и инвестиционные программы, прогнозировать финансовый результат.
Вторая тема касается оборудования. После ухода производителей из так называемых недружественных стран все были вынуждены быстро искать и закупать аналоги, в первую очередь на внутреннем рынке. Из-за этого нагрузка на российских производителей существенно возросла и сроки поставки увеличились. Уверен, что сектор машиностроения справится и сможет обеспечить весь спрос со стороны энергетических компаний, для машиностроения это серьезный рост бизнеса.
Компания Эн+ продолжила работу по расширению связей с китайскими партнерами. Мы с ними работаем уже больше семи лет. И сейчас, например, в части сетевого оборудования у нас определенное преимущество, так как мы уже знаем и умеем работать с крупными производителями из Китая. Что касается генерирующего оборудования, гидроэнергетика полностью укомплектована по основному оборудованию за счет российских поставщиков.
Третья существенная проблема для развития экономики — это инфраструктурное планирование с привязкой к источникам финансирования. Очевидно, что в условиях переориентации экономики на Восток Сибирь станет одним из ключевых регионов развития. Но там должны быть обеспечены транспортные коридоры и самое главное — построены предприятия обрабатывающей промышленности, которые расположены рядом с потенциальными рынками сбыта. Но для этого все компании должны иметь возможность привлечь долгосрочное финансирование под приемлемый процент, а сейчас ставка по таким займам составляет 8–10% годовых. Такого нигде в мире нет. Поэтому мы сейчас прорабатываем вариант привлечения финансирования по ряду совместных проектов у китайских банков.
Четвертый вызов, который мы сейчас видим, — это, конечно, инфраструктурное развитие Сибири и строительство там новой генерации. Если процесс газификации в Иркутской области и Красноярском крае затянется, то на первом этапе мы предлагаем строительство генерации на базе Ковыктинского газоконденсатного месторождения. Это потребует дополнительной нагрузки по созданию новых рабочих мест, социальной инфраструктуры, но в регионе появятся новые маневренные мощности.
— Вы упоминали основных промпотребителей. Не наблюдается ли сейчас снижение, какая динамика потребления?
— Динамика потребления по всем категориям идет в рост. Где-то население быстрее растет, промышленные потребители прирастают примерно на уровень среднего индекса, 1–1,5%. Конечно, надо учитывать и майнинг криптовалют, который должен регулироваться как с точки зрения энергопотребления, так и с точки зрения уплаты налогов.
— Легализовать майнинг могут уже в этом году, и это не закрытый вопрос — как майнеры должны платить за электричество?
— Это вопрос госполитики. Этот бизнес, он есть, дальше вариантов несколько. Не замечать его наличие — один вариант. Другой — полностью его запретить, как это сделано в Китае и во многих других странах. Тогда мы понимаем, что мы снизим нагрузку на энергосистему. Вариант третий — сделать его видом предпринимательской деятельности и сформировать для него систему налогообложения, чтобы конечный продукт майнинга давал свой вклад в бюджеты всех уровней. Мы считаем, что третий путь — правильный.
— Вы заявляли, что, несмотря на все сложности, Эн+ смогла перестроить рабочие процессы, однако себестоимость реализации проектов сильно выросла. В этой связи хочется узнать о статусе текущих проектов компании. Пересматривали ли инвестиции в строительство четырех ГЭС?
— Хотелось бы напомнить, в России утверждена Энергетическая стратегия, согласно которой доля гидроэнергетики к 2035 году должна сохраниться на текущем уровне. По факту это означает, что нужно в стране построить 3 ГВт новых ГЭС. Указом президента РФ утвержден перечень проектов гидростанций, и мы считаем, что три из них должны быть реализованы Эн+. Министр энергетики РФ буквально на этой неделе сказал, что нужно определить механизмы реализации и окупаемости данных проектов. Для тепловой генерации и объектов ВИЭ (возобновляемые источники энергии — прим. ТАСС) такие механизмы существуют, для крупных ГЭС тоже должны быть. Один из таких механизмов мы уже предлагаем и обсуждаем на площадке Минэкономразвития РФ для Крапивинской ГЭС.
— Есть понимание по срокам, когда это может произойти?
— В этом году стоит задача по Крапивинской ГЭС определиться. То есть выбрать, кто будет инвестором, по какому механизму будет эта станция достраиваться.
— А по Сегозерской ГЭС — сохраняются ли планы по вводу в этом году?
— По Сегозерской ГЭС был период, к сожалению, связанный со сменой подрядчика. Но мы возобновили активную фазу строительно-монтажных работ и в ближайшие два-три месяца выйдем на тот темп строительства, который нам нужен, и уже исходя из этого сможем точно назвать сроки.
Хотелось бы отдельно отметить, что для Сегозерской ГЭС все основное оборудование уже изготовлено, пока находится на хранении у поставщиков, так как сейчас нет необходимости доставлять его на площадку. И как только будет строительная готовность, мы сможем перейти к монтажу. Поэтому проект движется, и мы от него не отказываемся.
— Удалось это оборудование получить до значительного удорожания?
— На стоимость основного оборудования события 2022 года не повлияли.
— А на остальные четыре ГЭС?
— Четыре ГЭС пойдут через технико-экономическое обоснование, через новые расчеты. Конечно, есть инфляция по многим и многим позициям — и по металлу, и по сложному оборудованию. Сейчас говорить о том, какой будет Capex (капитальные расходы — прим. ТАСС), пока не имеет практической ценности. Мы должны убедиться, что у нас есть механизм, по которому мы можем выйти на окупаемость, и тогда мы начнем инвестировать в вопросы, связанные с реальной проектной проработкой.
— Мы уже поговорили о проектном финансировании. И в продолжение темы, вы говорите, что в Китае привлекать его намного выгоднее. На ваш взгляд, как российские компании могут привлекать проектное финансирование в условиях разрыва экономических связей?
— Сейчас в России проектного финансирования для крупных промышленных частных компаний под крупные проекты не существует. И говорю это со всей долей ответственности. Да, существуют механизмы Фабрики проектного финансирования ВЭБ. Но, если это проект не государственный, а частной компании, и долгосрочный, во-первых, ставки будут высокие. Второе, расчет нормативов экономической обеспеченности не позволяет на долгий срок брать такие кредиты именно под сам проект и его риски. И без поддержки государства, субсидирования ставки или части инвестиций реализовать эти проекты экономически затруднительно. Мы не говорим, что китайские банки лучше или хуже. Но когда мы видим двукратную разницу в стоимости такого финансирования — выбор в пользу китайских партнеров очевиден.
— Вы также говорили, что инвесторы из Китая и ОАЭ проявляли интерес к проектам строительства ГЭС. Переговоры сейчас ведутся?
— Мы всегда можем рассмотреть реализацию проекта в партнерстве. Но сейчас такие переговоры не ведутся, так как нет предмета для обсуждений. Мы должны иметь инвестиционно-оформленный проект.
— Недавно был опубликован ваш отчет об устойчивом развитии. Компания подтверждает планы снизить до нуля выбросы СО2 к 2050 году. И в этой связи возникает вопрос, как вы оцениваете перспективы развития угольных активов компании?
— Мы отказались от продажи угольной генерации, наши угольные месторождения продолжают обеспечивать ТЭЦ топливом. Сейчас альтернативы нет, потому что газификация до крупных городов Сибири пока не дошла. Но мы планируем инвестировать в улучшение технологий повышения качества углей, снижать выбросы и использовать золу. В России золошлаковые отходы вовлечены в переработку только на 10%, а в Китае — на 67%. Представляете, мы добываем инертные материалы для дорожного строительства на новых месторождениях, вместо того чтобы использовать вторичные материалы, такие как золошлаки, они обладают аналогичными свойствами, это давно доказано и проверено. Применять золошлаковые материалы в строительстве и одновременно освобождать золоотвалы — это и есть повышение экологической устойчивости страны, де-факто создание добавленной стоимости за счет следующего передела отходов.
— А какие перспективы у ВИЭ в рамках стратегии развития компании?
— Продолжим заниматься этой темой и в дальнейшем. На ПМЭФ мы подписали соглашение с "Юнигрин Энерджи" по расширению Абаканской солнечной станции. По проекту ветропарка в Благовещенске совместно с китайскими партнерами были некоторые технические сложности, но уверен, что он дойдет до фазы принятия решения.
— По ветропарку в Благовещенске в какие сроки возможно принятие решения?
— Не могу сейчас пока сроки назвать. Не только от нас зависит.
— В какой стадии сейчас проект алюминиевых танк-контейнеров для перевозки аммиака и сжиженного водорода? Сохраняются ли планы по объемам производства в 133 тыс. т?
— Планы по объемам производства в 133 тыс. т сейчас подтвердить не смогу ввиду изменившихся обстоятельств. Мы планировали не только в Сибири производить водород, но и в Карелии с потенциалом экспорта в Финляндию. Сейчас для нас этот рынок закрыт. Сейчас экономика проектов стоит во главе угла, но мы считаем, что в долгосрочной перспективе "зеленая" повестка, в том числе в России, еще больше наберет актуальность. И поэтому водород, конечно, имеет перспективу.
Что касается танк-контейнера, то сейчас идут НИОКР, потому что необходимо решить ряд технических сложностей, связанных с транспортировкой водорода. Как только мы сможем что-то показать и рассказать, я думаю, что мы обязательно об этом скажем.
— Давайте поговорим о глобальном развитии компании и энергорынка России в целом. Какие меры нужны для устойчивого долгосрочного развития в новых условиях?
— Сибирь становится драйвером экономического роста страны, и мы как Эн+, крупнейшая энергетическая компания в Сибири, видим перед собой огромный вызов. Будем стараться становиться лидером и двигателем этого экономического роста. Мы уже предложили строительство газовой станции на Ковыктинском месторождении, есть идея о новой современной угольной станции на базе Мугунского угольного разреза, отвечающей современным экологическим требованиям. Нельзя забывать и о строительстве сетей для техприсоединения новых инвесторов. Мы очень позитивно смотрим на перспективы и энергетики, и компании с позиции того, какие возможности для нас открывает разворот на Восток, и планируем ими воспользоваться.
Из современных методов, конечно, надо развивать управление пиками нагрузки, demand response (управление спросом — прим. ТАСС). Речь про потребителей, которые готовы ограничивать потребление в периоды пиков. Например, в Иркутской области разница между дневными и ночными пиками достигает 500 МВт, в прошлом году такие колебания мы видели примерно 10–15 дней в зимний период. Для покрытия таких пиковых нагрузок возможно построить отдельную станцию или новые генерирующие блоки, но большую часть времени такая генерация будет в резерве, периодически в горячем резерве. Такие колебания можно и нужно покрывать за счет механизмов управления пиками нагрузок, как это делается во многих странах.
Данные решения потребуют существенно меньше инвестиций в сравнении с новой генерацией и позволят на горизонте двух-четырех лет плавно планировать развитие энергосистемы. Мы активно обсуждаем новые предложения совместно с "Системным оператором", с "Советом рынка", с Министерством энергетики. Энергетике нужны существенные инвестиции для того, чтобы обеспечивать всех потребителей в ближайшие годы. И в России есть эффективные решения для достижения поставленных целей. Я уверен, что мы это сможем сделать.