Елена Ржевская: Геббельс. Портрет на фоне дневника
«Итак, я депутат рейхстага»
22 мая 1928. Итак, я депутат рейхстага. Неприкосновенность — это главное.
23 мая 1928. Телеграмма от Гитлера: он поздравляет.
11 июня 1928. Послезавтра открывается рейхстаг. Ну, посмотрим! [вызывающе настраивается Геббельс].
Газета Геббельса «Дер Ангрифф» провозгласила: «Как волк приходит в овечье стадо, так приходим мы. Мы вступаем в рейхстаг, чтобы в оружейном арсенале демократии обеспечить себя ее собственным оружием». В просторечии же это фразерство сводится к более узкой задаче. Геббельс исправно является на сессию рейхстага, чтобы улюлюкать, «затопывать», как он пишет в дневнике, «отважно усаживать выкриками» неугодных ораторов, срывать заседания. «Что нам за дело до рейхстага, — цинично пишет он в своей газете спустя месяц. — Мы не хотим ничего общего иметь с парламентом... Я вовсе не член рейхстага. Я лишь обладатель иммунитета, я обладатель бесплатного проездного билета, я тот, который поносит систему и получает за это благодарность республики в виде 750 марок ежемесячно».
15 июня 1928. Выборы президиума. Бесконечное, нервозное ожидание. Вот что такое парламент! Оплаченное безделье! Все это занятие низменно, но так сладко и увлекательно, что лишь немногие могут перед ним устоять.
До первого своего ареста Гитлер признавал в политической борьбе только завоевание улицы, массовость организации, насильственный захват власти. Он решился на путч в 1923-м — в год самых тяжелых невзгод и потрясений в Германии. К моменту его выхода из тюрьмы обстановка в стране заметно менялась. С участием крупнейшего немецкого финансиста Яльмара Шахта была остановлена инфляция, марка укреплялась. Но еще многое надо было преодолеть, чтобы улучшить экономическое положение разрушенной страны. Республиканское правительство добилось существенных успехов. Получены иностранные займы. Объем промышленной продукции превзошел довоенный. В 1923 году он упал до 55 процентов от уровня 1913 года, а к 1927 году поднялся до 122 процентов. Улучшилось международное положение Германии. Она была принята в Лигу Наций. В эти годы Берлин был очень притягателен для людей искусства, литераторов, журналистов своей яркой художественной и интеллектуальной жизнью.
Путч не удался, и по выходе из тюрьмы Гитлер изменил тактику: не военным переворотом достичь власти, а легальным путем. «Мы проникнем в рейхстаг и там развернем борьбу с католическими и марксистскими депутатами, — наставлял он сообщников. — Конечно, перестрелять противников быстрее, чем победить на выборах, зато гарантом нашей власти станет их же Конституция».
Но пока что на выборах в рейхстаг 1928 года нацисты получили всего с десяток мандатов; укрепившаяся влиятельная социал-демократическая партия — 153.
Стабилизация, экономический подъем, рост уровня жизни в стране смертоносны для партии Гитлера.
Но в этот все еще трудный для Германии период легко подстрекать против правительства и нелегко правительству быть стойким, не балансировать между теми и другими оппонентами, избегать ошибок. И все же при всех своих слабостях рейхстаг стоит на пути национал-социалистов к власти. Дезорганизовать работу парламента, дискредитировать его — с этими намерениями и принимается за дело Геббельс, как и вся нацистская фракция рейхстага.
Тактика нацистов в борьбе с веймарскими партиями не ограничивается рейхстагом. Борьба ведется и внепарламентскими методами. Шествия штурмовиков, массовые сборища, крикливые лозунги, угрозы, стычки, нередко кровавые, — улица призвана оказывать давление на работу рейхстага, устрашать, расслаивать депутатов, раскачивать, дестабилизировать обстановку, постоянно требовать отставки правительства и новых выборов, всякий раз открывающих нацистской пропаганде широкий простор.
В этот период у НСДАП пока что всего несколько газет. Но помимо них с травлей Веймарской республики, ее правительства постоянно выступает популярная, массовая пресса Немецкой национальной народной партии, наиболее близкой национал-социалистической. И хотя Гитлер то порывал с ней, то вновь блокировался с этой партией, то обрушивался против нее, именно ее националистическая профашистская печать, в которой выделялась газета «Таг» («День»), подготовила крушение веймарского строя и расчистила нацистам путь к власти.
21 июня 1928. Поздно вечером у Кролль-опер... Факельное шествие. Наши мальчики резвятся, их очень приветствуют. Эти юноши всюду пройдут. Они подлинные завоеватели жизни.
Эти мальчики предназначены для кровавых схваток на улицах и на собраниях, куда их будет посылать доктор Геббельс, гауляйтер Берлина. Теперь, когда нацистская партия разрешена, а он сам пользуется депутатским иммунитетом, для него безопасно призывать к любым крайностям.
19 июня 1928. Теперь я неприкосновенен и могу говорить в открытую, так что будет весело.
«Убийство!.. Семя крови, из которого взойдет новый рейх»
Еще издалека Геббельс призывал хаос, крах — после чего якобы начнется новый отсчет времени, угодный «нам, юным», нам, «соли земли». Теперь он уже по-деловому, не покладая рук, участвует в раскачивании стабильности, подталкивании страны к краху. Прилагает все усилия, чтобы возбудить недовольство масс. Главное лишь — внушать! — как и наставляет Гитлер в «Майн кампф»: учиться даже у враждебной ему католической церкви влиять на людей, понимая, что имеет значение все — и обстановка, и ритуал, даже время дня, в которое произносится речь. Предпочтительнее вечер, поскольку утром человек бодрее, энергичнее, а требуется ослабить свободную волю тех людей, кого нужно подчинить «властительной силе» оратора.
Но скажем проще: каждое время выдвигает тех, а не иных площадных ораторов, которые способны возбуждать толпу и без этих витиеватых заготовок. Геббельс был одним из них. Немецкий национал-социализм имел в его лице своего глашатая-растлителя.
«Воистину все демоны, гнездящиеся в больном человеческом подсознании, вырываются на свободу, когда господствует “дух толпы”, — писал протоиерей Александр Мень, зверски убитый вскоре. — Толпе чужды диалог, анализ, даже полемика. Она склонна к раболепству и насилию, капризна и инфантильна. “Исступление масс” топит в примитивных мифах человеческий разум и совесть, взрывает вековые этические устои».
Нацистам же именно и нужно безрассудство толпы, взрывающей «вековые этические устои». «Кровь, насилие» — эта формула, оглашена она или нет, колотится в каждом активном приспешнике Гитлера.
Сливаясь с толпой, человек сбрасывает всякие моральные путы и связи, он пуст, налегке. Взамен тому он сцеплен с этой массой и, множась ею, ярится общей с ней яростью, разрушительной волей и безнаказанностью. Вместе с толпой он способен натворить то, на что его не подвигнуть, будь он предоставлен самому себе.
К сказанному могу прибавить свои фронтовые наблюдения: несоединимо представление о массе — армии врага — и отдельном, отторгнутом от нее человеке. На фронте я с щемящим недоумением оказывалась лицом к лицу с захваченным только что в бою немецким солдатом. Вот он, твой смертельный враг. Ему холодно, страшно, в глазах немой вопрос: что с ним будет. Обыкновенный человек, не защищенный от беды.
И было странно, болезненно воспринимать его несходство с злодейской общностью и силой, которым он еще только что принадлежал.
«Кто спасет Германию?» — тестирует Геббельс своего собеседника. «Только Гитлер». — «Что произойдет после общего краха?» — «Основание нового рейха». Геббельс возбужден этим предсказанием: «Здесь господствуют силы духа, которые мы еще не знаем», — хотя это всего лишь плоды его пропаганды. Он посещает отбывающего уже семь лет тюремное заключение убийцу министра иностранных дел Ратенау, восхищен им, называет его «победителем Ратенау». «Мы с ним получили возможность общаться более двух часов». И можно не сомневаться, что это общение с убийцей питало страсть Геббельса к насилию. «Всего наилучшего, мой дорогой!» (8–9.9.1928).
Другого убийцу Геббельс поспешил встретить, когда тот выходил из тюрьмы. «Я взял с собой политического убийцу... после четырех лет его мучений» (19.8.1928).
«Лишь духом, а не рассудком» побеждать, утверждал Геббельс. А «дух» нацизма все больше облекается плотью насилия.
1 октября 1928. 15 000 человек. Музыка и речи... На улице драка с коммунистами. 23 ранено, 3 тяжело [ликует Геббельс]. Летят камни... Любовь и ненависть... Все на нашей стороне, кто не вовсе еврей.
4 ноября 1928. Днем СА маршируют в красных кварталах. Прольется кровь [предвкушает он]. Я буду там. [Ему дан Гитлером наказ: завоевать «красный» Берлин в пользу национал-социалистов.]
Причастность Геббельса к беспорядкам, кровопролитию вызывает протест в рейхстаге. «Рейхстаг хочет лишить меня иммунитета. Еще чего!»
10 ноября 1928. Мы этих пролетов раздавим [записывает он в связи с выпущенной одним из бывших гауляйтеров брошюрой против нацистов «Долой маски»].
Насилие нарастает с обеих сторон. Все чаще кровавые столкновения.
17 ноября 1928. Как я счастлив! Я боюсь зависти богов. За работу! Великолепная суббота. Наш Кютемейер был ночью избит марксистами и брошен в канаву. Там он захлебнулся. Мы все в глубоком трауре по верному товарищу [бодро сообщает он].
Провоцируемые нацистами жертвы необходимы им для сплочения движения негодованием и местью. «Движение растет из жертв, которые приносит каждый из нас. Мы стоим на заре нового времени». Но вот: «Ужасное сообщение: в Шлезвиг-Гольштейне два СА зарезаны коммунистами. Убийство! Первый признак бури! Семя крови, из которого взойдет новый рейх!» (9.3.1929).
Приобрести книгу можно по ссылке